Свой 100-летний юбилей отметил ветеран Великой Отечественной войны и Вооруженных сил СССР, ветеран 201-й мотострелковой дивизии Кукляков Николай Петрович.
Николай Петрович сражался на Ленинградском фронте, награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I степени, медалью «За оборону Ленинграда». После войны поступил в Военную академию РХБЗ в Москве. По распределению служил на Дальнем Востоке. В середине 60-х переехал в Ленинград и служил в Штабе Ленинградского Военного Округа, а после ушел на преподавательскую работу в Военную академию связи. Там до своего 70 – летия возглавлял кафедру химической защиты.
Передал Николаю Петровичу поздравления от губернатора города и Президента России. Желаю нашему дорогому ветерану крепкого здоровья и прожить еще много лет в окружении любви и тепла родных.
Глава администрации Калининского района Санкт-Петербурга
Судьба солдата Куклякова
25.06.2018 г. КОНКРЕТНО.РУ
Дата что ни на есть фронтовая. Николай Петрович достаёт из кухонного шкафчика початую бутылку армянского коньяка, аккуратно нарезает лимон, ставит на стол сахарницу. Для восемнадцатилетнего красноармейца Куклякова гражданская жизнь закончилась 77 лет назад. О той войне солдат много говорить не любит – живёт вместе с женой Ларисой Владимировной, которая познала блокаду от первого до последнего дня, в небольшой квартире, на первом этаже стандартной хрущёвки. На праздники собирается семья – четыре поколения, а между этими встречами привык Николай Петрович отвечать за себя сам. В магазины, например, ходит самостоятельно, там ему от силы лет семьдесят пять дают. Мол, у деда всё ещё впереди. И коньяк армянский в магазине, к юбилею, сам выбирал. Давайте, – говорит, ребята, обращаясь к нам, что ему во внуки годятся, – за встречу и за тех, кто не дожил…
Не думал в юности Николай Кукляков, что станет профессиональным военным – от рядового дослужится до полковника. Совсем иначе представлял свою судьбу. Наверное, как и многие его ровесники. А вот оно, как получилось…
– Я вообще-то из солдатской семьи. Дед участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Под командованием генерала Скобелева освобождал Болгарию, бился за Шипку, до девяносто с лишним лет дожил.
Отец, 1883 года рождения, отвоевал всю войну с японцами в пехоте. Под Мукденом в боях получил первый солдатский крест. А как началась Первая мировая война, снова призвали – до 1916 года воевал на юго-западном фронте. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. В Галиции, будучи командиром пехотного взвода, схватил разрывную пулю в колено и потерял ногу. Получил в госпитале в Кременчуге третий крест. В царские времена инвалидов не бросали – отец стал бухгалтером.
Жили мы в деревне, на Шексне. Как раскулачивать стали, так всех родных матери погнали в Сибирь. Она не выдержала, умерла. Мне десять лет было. Потом мачеха появилась. У отца брат был Иван – у него три сына. Все они в тридцатые годы в Ленинград уехали. И меня туда же.
Непросто было. Учился в техникуме имени Менделеева при знаменитой Техноложке. Стипендия маленькая, а ведь надо ещё и приодеться. Подрабатывал на заводе «Буревестник», где делали для флота и авиации аккумуляторы свинцовые. Вредное производство, рабочий день всего четыре часа продолжался, зато молоко давали и заработок – в три раза выше…
А отец дожил до 94 лет. Великую Отечественную войну застал. После второго ранения дали мне отпуск, и когда к нему приехал, он даже удивился, что снова с немцами воюем.
– Так вам довелось с самых первых дней в окопы попасть, ведь восемнадцать лет в апреле 1941 года исполнилось?
– Я в мае три курса техникума закончил, пришла разнарядка. И раз учился на отделении взрывчатых веществ и порохов, то направили меня к морякам, на Ржевский научно-испытательный полигон. Вот там войну и встретил. До октября на полигоне был, потом бронь сняли – и в артиллерию, рядовым.
– Почему не в моряки? Ведь Ладожская флотилия совсем рядом с полигоном воевала…
– Флотилия была, но моряков в основном, когда корабли под осень из Таллина в Кронштадт перевели, на берег списали. В пехоту. Нас с полигона направили в Красногвардейский райвоенкомат. Так я и попал в отдельный Кировский артиллерийский дивизион, который состоял из инженеров и рабочих Кировского завода.
А потом, когда в 1943 году сформировали 201-ю стрелковую дивизию для освобождения Ленинграда от блокады, меня направили служить в 191-й полк – Нарвский Краснознамённый, ордена Александра Невского полк. Он позже в Афганистане воевал, и сейчас жив, в Таджикистане стоит. Но это дивизию второй раз формировали.
А сначала она была в Риге, и называлась Латвийская. В 1942 году, после боёв под Демянском, понесла большие потери и была переименована в 43-ю гвардейскую. Номер 201-й дивизии освободился, его отдали Ленинградскому фронту. Здесь, на Карельском перешейке свели вместе 27-ю пограничную бригаду и 13-ю бригаду. Первая – кадровая, пограничники – молодые, здоровые. Вторая – ленинградские рабочие и служащие плюс списанные моряки. Вот в эту 201-ю стрелковую дивизию второго формирования меня определили.
У нас в 191-м полку в основном были рабочие и моряки. Только в автоматной роте пограничники, в резерве у командира полка – туда ребят покрепче брали.
– Моряки, как в книгах написано, и правда в войну тельники носили?
– Ни разу не видел. А вот бескозырки – да. Ещё, мне кажется, только в нашей 201-й дивизии был введён нарукавный знак. Из ткани, нашивался на левый рукав. Овал – половина красная, половина зелёная. Сразу было видно, откуда красноармеец.
Гатчину мы брали, меня первый раз и ранило. На лбу до сих пор вмятина. Однажды в школе, куда пригласили о войне рассказать, ребятишки вопрос задали: «Товарищ полковник, какие у вас звания были?» Так все от рядового и были. Когда старшиной стал, отправили на фронтовые курсы младших командиров. Только первые звёздочки получил, меня ранило. Оглушённого вытащили, только медаль жаль. Пропала «За отвагу». Она вместе с трофейным Вальтером – пистолет разведчики подарили – там осталась в планшете. Потом другие награды были. Два ордена Красной звезды, медаль «За боевые заслуги»…
Потому под Лугой меня уже не было. Её 13 февраля 1944 года освободили. Почти половина боевого состава дивизии выбыла – около тысячи убитыми и три с половиной тысячи ранеными. Немцы после того, как их раскрошили под Сталинградом, очень мощные оборонительные рубежи создали – от самых стен Ленинграда до Риги. Тяжко мы шли. Всё с боем брали.
После госпиталя сразу под Нарву попал, в свой же полк вернулся. Помню, была там одна господствующая высота. Просматривалось всё! До залива. Укрепление времён нарвских боёв Петра I. Немцы это использовали и выстроили многоярусную оборону. Как пойдём – потери, потери. За взятие Нарвы 191-й полк получил своё почётное наименование.
Ленинградский фронт закончил войну блестяще. Командующий Говоров трижды предлагал немцам, окружённым в Курляндии, сдаваться. Не сдавались. У них была очень плотная система обороны. К тому же Курляндия – край прусских рыцарей. Начали сдаваться, только когда боеприпасы подошли к концу и горючего для танков не стало. А у нас настроение было одно – всех этих фрицев, которые окружили и давили Ленинград, уничтожим. Не выпустим – закопаем здесь.
Дошло такое настроение до них. Наша разведка языка вытащила – он рассказал о панике. Когда немцы узнали, что их добивают ленинградцы, поняли – пощады не будет. Тогда 5 мая, на уровне первых траншей немецких осторожно появились белые флаги, и до 20-го мы фрицев разоружали. Взяли в плен 230 тысяч солдат и офицеров, танков – 436, самолётов – 130, орудий и минометов – несколько тысяч, складов с боеприпасами – сотни. Что это значит, если перейти на военный язык – приблизительно три армии… Сдавшихся погнали к Ленинграду – восстанавливать город
Закончил я войну старшим лейтенантом. А сразу после этого оказался в Германии.
– В Группе советских оккупационных войск?
– Точно. Нам прямо было сказано – тех, кто постарше, будем увольнять, а молодым предложат продолжить службу в Германии, на демаркационной линии. В 3-й ударной армии, куда входила 150-я Идрицкая стрелковая дивизия, которая указана на Знамени Победы. Мы и попали служить под начало бывшего командира этой дивизии.
Демаркационная линия по реке Эльба проходила. Наши – на восточном берегу, американцы и англичане – на западном. Но о том, как на самом деле было, не всегда говорят. Американцы вроде начали на Сталина давить – мол, вы хотя Берлин и взяли, но мы тоже законное право как победители имеем на часть немецкой столицы. Усатый был умный мужик – поменял Берлин с запада на маленький кусочек земли за Эльбой. И завёл туда целую армию. В самый центр Германии. Если правильно помню, то от западной части Берлина до города, где мы стояли, было 145 километров.
Поэтому, как начиналась холодная война, мы видели. Сначала американцы, которые стояли напротив, «привет» кричали. А потом вдруг стали кулаки показывать и пулемёты наставлять. Вроде разведка разузнала, что готовится удар по нашим городкам. Тут мы приказ получили – танки заводить, запасы воды и всё необходимое в парки складировать. Чтобы, если начнётся что-то, наши танковые армии через неделю на Ла-Манше оказались.
Ну а пока ничего не началось, фронтовики решили… в Париж съездить. А вдруг потом не доведётся…
– Взяли и поехали что ли?
– Ну да. Власти же оккупационные имели право конфисковать любую машину. А немцы – народ очень послушный. Для них Befehl ist Befehl – приказ есть приказ, и это главное. И второе важное слово ordnung – это порядок. Поэтому беспрекословно отдали нашим офицерам хорошие машины, ну и махнули фронтовики в Париж. Не было же ни проверок, ни границ. Война закончилась.
А из Парижа привезли пачку ярких журналов. И в них – чего только нет. Тут же политработники на эти журналы налетели, начали забирать. Смеху столько было… Наши-то и говорят: зато мы улицу красных фонарей видели. – И только? – Если хорошо вспомнить, не только…
Из Германии отправили меня в Военную академию химической защиты. Шесть лет в Москве учился. Шёл период перехода Вооружённых сил на ядерное оружие, ракеты. В первую очередь учиться доверили участникам войны. Готовили нас основательно. Выдающиеся учёные, академики с каждым возились, знания в голову вкладывали. Выучили меня и направили служить на Дальний Восток, в Приморье.
– А как же вы снова в Ленинграде оказались, в Военной академии связи имени Будённого?
– Жена моя, девчонкой, с отцом всю блокаду у токарного станка отстояла, обрабатывала болванки, снаряды. Там вся их семья этот ужас пережила, но болели сильно. Я и на Дальний Восток один уехал – здесь и отец, и мать её плохи были. А там сложились хорошие отношения с командармом, он сам – ленинградец. В это время сюда перевёлся первый заместитель начштаба Дальневосточного военного округа – на повышение. И меня направили служить в штаб, на Дворцовую площадь.
Время было тревожное. Сидели буквально на чемоданах. С самолёта на самолёт – Петрозаводск, Мурманск, Вологда, Новгород… Пришёл я как-то к своему дальневосточному начальнику – он тоже воевал в Великую Отечественную здесь, на Северо-Западе. И мне говорит: «Имей в виду, на Дворцовой много народа сидит, который толком нигде и не был, не знает, что такое войска. А мы с тобою хватанули ещё и войну. Поэтому будь очень аккуратен». – «Дома жена больная, а меня зовут в академию связи, на кафедру общей тактики и оперативного управления». – «Тогда передай в кадры, пусть личное дело твоё подготовят»…
Так и стал я сначала преподавателем, затем – старшим. Оттуда начальником кафедры и уволился, после инфаркта, в 1976 году. Отслужил ровно календарных 35 лет. Хотя в пенсионном документе с учётом полной выслуги вышло 43 года. А война? Дело в том, что я всё, что в те годы было, пока жив – не забуду… Вот, и в свои девяносто пять не согнулся…
Кирилл Метелев, «Конкретно.ру»